Юрий Митрошин

Первый раз я видел Афон с его величественными и неприступными монастырями  с борта туристического кораблика, который катал нас вдоль побережья полуострова знойным летом 2004 года. Тогда я мог только мечтать, что  когда-либо ступлю на эту святую землю. Однако, совсем скоро, в марте 2005 года,  моя мечта осуществилась, и я впервые побывал на Афоне. Погода в это время была совсем другая: по-весеннему нестабильная, промозгло-холодная; небо серое, а вода в море похожа на воду в Финском заливе.

Афон закрыт для обычного туризма. Это страна монахов, имеющая особый автономный статус в рамках Евросоюза. На территории полуострова находится 20 мужских монастырей, в большинстве своем греческих, но есть и обители, принадлежащие  православным славянам. Не ошибусь, если скажу, что многим хорошо известны  Великая Лавра, Иверский,  Ватопедский, Свято-Пантелеймоновский монастыри.

История Афона легендарна. Множество святых было явлено на нем. Здесь просияли св. Афанасий, игумен Лавры; Григорий Палама и многие  другие великие подвижники церкви. По церковному  преданию, Сама Богородица ступала на эту землю.

Нашему паломничеству способствовали некоторые обстоятельства и решимости моего друга — бывшего офицера, а ныне доктора наук. В дорогу мы отправились ранним утром на                             второй неделе Великого поста 2005 года, нагруженные,  как волы, мешками с сухарями и сухофруктами на случай голода  — ведь, как мы успели узнать, — на Афоне, во время поста, монахи принимают пищу один раз в сутки, и то некалорийную и совсем простую.

Дорога наша не была долгой. Благодаря самолету нам не пришлось проделывать продолжительный и трудный путь, как это было раньше. Уже к вечеру первого дня  мы были в аэропорту Салоник. Там нас встретил Костас, который передал нам необходимые документы, разрешающие посетить монашескую республику. Костас говорит по-русски, да вообще-то сказать, он и есть «русский», точнее — из греков, живших раньше в России. Сейчас он постоянно живёт в Греции и занимается тем, что помогает афонским монахам и паломникам, делая для тех и других много полезного. Он  не раз общался с афонским старцем Паисием, что имело в судьбе Костаса большое значение.

Проведя вечер в Салониках и поклонившись святыням  в Софийского собора и храмов  великомученика Димитрия Солунского и святителя Григория Паламы, на следующее мы на рейсовом автобусе добрались до пограничного с Афоном портового города Уранополиса. Там нам выдали «диамонитирион» — разрешение на пребывание в Свято-Пантелеимоновском монастыре.

Купив билет на паром, мы продолжили свой путь морем. На Святую Гору можно попасть и по суше, но дорога до центра полуострова, городка Кареи,  плохая и непригодная для машин и автобусов. Паром же идет от Уранополиса до центрального портового городка Афонского полуострова Дафни, останавливаясь по пути у причалов монастырей. И, что интересно, паром именно останавливается, а не пришвартовывается к причалу: просто подходит, спускает трап, и машины, а потом и люди, как военный десант, выезжают и выскакивают на берег.

На причал Свято-Пантелеимоновского монастыря, кроме нас, высадился еще один человек, за которым вскоре пришел встречающий его монах, и мы с моим другом остались в тишине и одиночестве.  Ощущение было странное. За спиной море, а за морем наш суетный мир, впереди — легенда,  но принявшая реальные черты. Как бы виденный когда-то сон, ставший реальностью. И это и есть та реальность, из которой рождена легенда. Какая она?

Хотя мы уже давно собирались в эту поездку, все равно она произошла несколько неожиданно. Мой друг — физик, я — художник. Каждый по-своему, мы готовились, только к внешнему событию. Но внутренне были во власти своих житейских забот. И только ступив на причал Свято-Пантелеимоновского монастыря, внезапно осознали суетность наших приготовлений — вспомнилось Евангельское: «..Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом…». Возникло странное, но явное ощущение что заботы и суета остались на отчалившем  пароме, а может и где-то еще дальше. С облегчением взвалив свой скарб, пошли наугад. Но заблудиться нам не удалось, дорога сама вывела  к архондарику – монастырской гостинице.

Там нас уже ждали.  Мы отдали паспорта иеромонаху Максиму и отцу Философу.  Гостиничный, отец Сергий,  пригласил нас в трапезную, где напоил  кипятком и угостил  сухарями. В обычное время гостей встречают стаканчиком оузо (греческая анисовая водка крепостью 40 градусов. Её разбавляют водой до желаемой консистенции. Смешавшись с водой, оузо мутнеет и становится похожей на разбавленное молоко. Соотношение воды и оузо зависит от вкуса пьющего — Прим. литературного редактора) и лукумом, но Великим постом было строго.

Отец Максим рассказал кратко о правилах жизни в обители. На  Афоне отсчет времени идет от заката солнца, и в марте разница с европейским временем составляла почти шесть часов.  Режим жизни простой: примерно 8 часов богослужение в церкви, 8 часов послушание и 8 часов отдых, часть которого монахи посвящают келейной молитве.

Нас спросили о планах, и были довольны, что мы готовы нести любое послушание во всё время нашего пребывания в монастыре.

Территория монастыря огромная. В начале  двадцатого века там подвизалось до двух тысяч монахов. После 1917 года греки препятствовали притоку новых монахов из Советского Союза, и число братии сокращалось.  В восьмидесятых годах  в монастыре случился сильный пожар,   выгорело много хозяйственных построек и жилых помещений. Сейчас монастырь восстанавливается. Всего в нем живет примерно 50 монахов и послушников, работы хватает всем с лихвой.

Архондарик   находится в ста метрах от основного братского корпуса, в четырехэтажном здании бывшей монастырской больницы, на двух этажах. Длинные коридоры с дверями в комнаты — келии. Общие душевые. Кельи светлые с видом на море. Отопление включают только на несколько часов  перед сном, электричество — днем и не надолго вечером, перед сном.

На послушание нас определили  к  иеромонаху отцу Анфиму, на хозяйственные работы. После сидячего, обездвиженного образа жизни, послушание оказалось не из легких, и к концу дня тело одеревенело,  а ноги гудели и болели.  Днем  по Афонскому времени,  а по обычному — часов в шесть вечера, была трапеза.

Трапезная монастыря — это огромный зал с колоннами, поддерживающими свод, расписанный картинами на сюжеты из Священного писания. Стены и колонны также покрыты росписью. Монахи принимают пищу за общими столами.  Когда паломников в монастыре мало, то и их рассаживают среди монахов. Во время трапезы едят молча, слушают чтение Некоторые монахи вовсе не прикасаются к пище. По звонку трапезу прекращают. Настоятель монастыря, отец Иеремия, читает молитву.  Готовившие  пищу смиренно стоят в поклоне у выхода из трапезной.

Ночью  нас разбудил звон колокольчика гостиничного — сигнал к началу богослужения. По Афонскому времени уже наступило утро, что-то около 6 часов, по нашему же было примерно два часа ночи. Встаем. Электричества в это время здесь нет, только масляные лампы, дающие тусклый свет. Путь к храму лежит через монастырский двор. Вокруг — тьма кромешная, и лишь высоко-высоко над головой мириады неописуемо ярких звезд на иссиня-черном ночном южном небе.

В верхнем, освещенном лампадами, монастырском храме в честь Покрова Богородицы, находящемся в братском корпусе,  звучит молитва. На Афоне службы длятся по 5 – 8 часов, стоять на ногах всю службу могут не все, а потому в стасидиях (это  расположенные вдоль стен,  стоячие кресла-скамейки) можно опереться на подлокотники или присесть.

Богослужение сопровождают два хора.  Я, проработав 16 лет в Троицком храме Хельсинки, слышал немало песнопений, но такое молитвенное пение, проникающее в самую грубую, закосневшую область души и размягчающее ее, слышал впервые.

Служба была посвящена памяти 40 мучеников Севастийских. Часа через полтора я почувствовал, что замерзаю, сырой холод проникал до костей. Я и не представлял себе, что может быть так холодно, хотя температура воздуха была 4 — 6 градусов. Чтец читал описание мученичества 40 воинов. Я и раньше слышал этот рассказ, но теперь, сам окоченевший от холода,  всем существом почувствовал  леденящий ужас события и силу веры этих людей. К концу литургии (часов через пять) я был синий и остекленевший.  Был уверен, что заболею и проваляюсь в постели все оставшееся время.

Гостиничный, отец Сергий, налил нам кипятку с сухарями, и тепло медленно стало возвращаться в закоченевшее тело. Через час за нами пришел отец Анфим и мы пошли на послушание. Я не заболел и даже не простыл. Вспоминая об этом событии теперь,  я снова и снова задумываюсь о могуществе веры.

В последующие дни я надевал на себя все, что привез с собой, но все равно было холодно. От этой леденящей сырости не спасал даже весь мой запас одежды. Монахи говорят, что шерстяное белье и валенки помогают лучше всего.

К нашему удивлению, монастырской пищи вполне хватало, и все наши привезенные харчи  мы подарили отцу Сергию в хозяйство.

В воскресенье, во время трапезы всем налили по стакану приятного красного  монастырского вина. Послушания не было, и мы,  получив благословение сразу трех иеромонахов и духовника монастыря, отца Макария,  отправились в соседний монастырь Ксиропотам. Там  находится самая большая часть Креста Господня с отверстием от гвоздя.

Путь наш проходил по горным тропинкам через колючий кустарник. Грело мягкое весеннее солнце,  на деревьях и кустах зеленели молодые совсем маленькие листики. На сердце было легко, и душа радовалась созерцанию природы.

В Ксиропотаме готовились к празднику, и монастырь был закрыт для посетителей. У монастырских ворот сердитый послушник с метлой  не хотел нас пускать, но неожиданно появился человек, говоривший по-русски,  и уговорил его пропустить нас ненадолго во внутренний двор.  Немного спустя, когда тот же послушник  стал нас выпроваживать и оттуда, появился иеромонах-грек и пригласил нас посмотреть храм. Поправлявший лампады в храме монах Савва, оказался родом  из Грузии. Узнав цель нашего появления здесь, он ушел в алтарь, чтобы, как выяснилось, минут через пять пригласить нас в южный придел. Иеромонах-грек вынес нам ковчег с частью Всечестного Креста Господня. Наш говорящий по-русски спутник со спокойной и не допускавшей сомнения уверенностью сказал, что несомненно дорогу нам проложило благословение старцев.

Приложившись  к святыне и побыв на службе,  мы пошли обратно, чтобы успеть до захода солнца вернуться в свою обитель. Ночью застрять в холодном, незнакомом лесу совсем не хотелось. Даже подумать об этом было страшно, не то, что представить себе, как отшельники живут здесь в пещерах, когда совсем ничего не видно! Чем ниже опускалось светило, тем больше прыти у нас появлялось. В уже сгустившихся сумерках мы оказались на территории нашего монастыря.

В эту же поездку нам удалось дойти и  до скита  «Старый Руссик».  На Афоне путь измеряют не километрами, а временем. Дороги здесь трудные: крутые подъемы и спуски,  размытые потоками воды. Хорошие дороги есть, но только между богатыми греческими монастырями и от  порта  Дафни до административной  столицы Афона — Кареи.

Скит Свято-Пантелеимоновского монастыря «Старый Руссик» безлюден. Постройки величественные, из серого обтесанного камня.  Храм немного перекликается эклектичным стилем с западноевропейскими храмами XIX века. Вдоль стен братского корпуса местами видны строительные леса, ведутся ремонтные работы… А когда-то  здесь было несколько сотен монахов.  Интересно расположение скита – в глубокой низине. Когда подходишь к нему по дороге от Пантелеимоновского монастыря, то сперва видны одни купола и кресты, и лишь по мере приближения, медленно и величественно, словно восходящее солнце, возникает из-за горизонта громада главного храма.

На обратном пути в наш монастырь,  мы спустились к мельнице преподобного Силуана Афонского. Сейчас это опустевшие и заросшие кустарником кельи с провалившимися полами. Одна постройка отреставрирована и закрыта на замок — в ней находится келья и церковь во имя преподобного Силуана.

Мельница оказалась многоступенчатой постройкой. Глядя на нее, можно понять, что и сам Силуан Афонский, носивший мешки по таким крутым и узким  лестницам мельницы, был человеком недюжинной физической силы и выносливости.. По огромным масштабам мельницы можно догадаться и о былом величии и значении Пантелеимоновского монастыря. Со всей России везли на монастырские склады пожертвования и материал для рукоделий монахов. Изделия из кожи русских насельников с Афона славились хорошим качеством во всей Европе.

О духовном значении обители говорит причисление Греческой церковью к лику святых  монаха Силуана из русского Свято-Пантелеймоновского монастыря. Только двое удостоились подобной благодати в XX  веке, и один из них –  русский монах Силуан.

В монастыре я не видел праздно гуляющих. В течение дня все несут какое-либо послушание. В общении монахи скупы и немногословны. Про старцев отец Максим рассказал нам, что они есть, но живут незаметно, ничем не отличаясь от других монахов,  и встреча с ними бывает по промыслу Божию.

Случались и неожиданные, забавные открытия. Например, монастырский иконописец, человек с северных мест, как и я, надеясь, что уж я-то смогу понять и оценить его изобретение, показал мне… баню, с каменкой и скамеечкой, устроенную в платяном шкафу. «Жарит так, — утверждал он, — что уши в трубочку скручиваются».

У отца Косьмы — монастырского врача, а заодно дворника и садовника, на послушании состоят несколько черных котов и всех их звать одним именем — Минька. Стоит только крикнуть раз: «Минька», и все коты  бегут  к приготовленной им трапезе.

Как-то ночью возле окна нашей кельи остановился осел с колокольчиком, громким звоном которого он  устраивал нам несколько раз ложный подъем на ночное бдение, пока мы не догадались в чем дело.

Время нашего пребывания на Афоне пролетело стремительно. Самое важное, что осталось — понимание того, что Афон – это прежде всего место молитвы. Только через молитву и особенно во время ночных бдений можно прикоснуться к сущности Афона, почувствовать его святыни. Без этого молитвенного труда все они остаются только реликвиями.

После афонской, строгой, насыщенной молитвою и трудом жизни,  с  ее простотой и ясностью, душа была долгое время в смятении по возвращении  в обычную нашу жизнь.

В следующий раз мы поехали на Афон осенью, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы.